Нафигнадо

[erisen]

Завела зачем-то дневник. Один у меня вообще-то уже есть, на ЖЖ, но там мне лениво заходить. Теперь здесь буду мусорить своим творчеством. Хотя ну какое оно к шутам творчество, а? Например вот когда-то ещё на прикл.ру на конкурс сочиняла. Там есть - пусть и здесь пылится.
Проблема у меня с названиями. аховая проблемища.

Слово и дело

Одинокая свеча освещала кабинет. Магистр скомкал очередной лист бумаги, до половины покрытый записями и, вздохнув, поджёг. Несколько секунд понаблюдав за жадными язычками пламени, он взял бронзовый колокольчик и позвонил.
- Герман. Ты всё сделал, как сказано?
- Да, хозяин, – вошедший слегка поклонился. – Всё как велено. Слуги получили вознаграждение и ушли. Госпожа Эллис в безопасности. Остались только мы.
- Хорошо, – магистр тяжело вздохнул, - теперь ты сбреешь бороду, острижешь волосы, наденешь моё платье и займёшь моё место.
Слуга молча посмотрел на господина, поклонился и вышел.
«Он тоже ушёл. Я ошибся, требуя такой преданности от этого человека», - Магистр подошёл к окну и всмотрелся в своё отражение. На него смотрел призрачно-прозрачный немолодой седеющий человек.
- Какие же мы с тобой были глупцы, – усмехнулся он отражению. – Ну что за блажь толкнула меня, магистра Веспасиана, чьего слова с трепетом ждали сильные мира сего, на участие в заговоре, об опасности которого сам предупредил короля в прошлый раз?
Отражение горько усмехалось в ответ. Веспасиан и сам знал, что теперь укорять себя не за что. Знай он полгода назад что именно послужит причиной заговора, он ни за что не произнёс бы своё лучшее, как тогда казалось, пророчество.

Столица просвещённого государства, жители которого благодарили судьбу за столь милостивого и просвещённого монарха. Всё изменилось столь быстро, столь ужасно… «Идущие Чистым Путём» – малая секта, нигде не находившая пристанища, всеми гонимая. Всюду их изгоняли как прокажённых, ни при одном дворе им не находилось покровителей. Да и кто в своём уме примет под своё крыло тех, кто отрицает и призывает изничтожить любое знание, порицает тех, кто стремился к наукам. Сам разум объявляли они мерзостью и непотребством. И именно им государь Вителий в милости своей даровал надел земли, дабы никто в его государстве не оставался без крова. Он даже соизволил беседовать с ними. И государя как подменили.
За каких-то полгода был введён запрет на гонения «чистых», советники, верой и правдой служившие стране и народу лишались чинов и изгонялись, а их место занимали приверженцы нового учения. Дальше – больше. Закрывались школы и университеты, арестовывались и изгонялись учёные, все, кто годами постигал науки. Запылали библиотеки. Затем начались казни. Хватали, судили и казнили или высылали всех: учёных, студентов, лекарей, даже знахарей и шарлатанов, претендующих на знание высших тайн. И тогда он, Веспасиан, дал согласие на участие в заговоре, ибо понял, что одним городом, одной страной дело не кончится.
Медленный, нераспознаваемый, яд должен был постепенно свести в могилу и новых советников и короля. Уже знали имя преемника, который должен был вернуть стране её былое величие, но всё рухнуло. Банальное предательство, подмётное письмо, которое Вителий по какому-то наитию связал с давним предсказанием – и всё сорвалось.
Только он пока еще был на свободе, но даже слабый шанс на удачный побег теперь стремился к нулю. Если бы только Герман не подвёл… Но поздно сожалеть. Время не ждало и утекало как вода. Магистр загасил свечу и покинул дом.
Почтовая карета мерно тряслась. Магистр грезил.

… Непогода, разыгравшаяся во время путешествия, застала их в пути. Неизвестно, как бы пережили они надвигающуюся бурю, кабы не заброшенная лачуга. Может, какой рыбак построил это временное пристанище, может – охотник. И здесь, в темноте, на куче гниющей соломы нашёлся её обитатель. Магистру хватило одного взгляда, что бы понять, насколько тяжело болен этот человек. Он был грязен, истощён и покрыт гноящимися ранами. Он умирал. Но магистр взялся за лечение.
Герман поправлялся на удивление быстро, но был настолько неразговорчив, что Веспасиан решил оставить все попытки узнать что-либо о его прошлом, или о том, как он дошёл до столь плачевного состояния. Но больше всего магистра поразило своё со спасённым внешнее сходство.
Надо было трогаться дальше, когда Герман попросил у своего спасителя дозволения служить ему. И более преданного слуги Веспасиан не видел. Он был при нём неотлучно, ловил каждое слово, каждый взгляд. И вот, он оставил его. Что ж, он только человек. Никакая верность и благодарность не заставят человека пойти на муки и смерть ради другого.
Магистр очнулся от размышлений. Карета стояла и снаружи доносились негромкие голоса.
- Кучер, в чём дело? – Веспасиан выглянул и отшатнулся, увидев солдат. Чья-то рука властно распахнула дверь кареты, и невыразительный голос произнёс:
- Магистр Веспасиан, Вы арестованы по обвинению в заговоре против короля и будете препровождены в тюрьму.
Последующие дни слились в бесконечный кошмар допросов и пыток. Голод, жажда и боль стали постоянными его спутниками. Даже краткие часы сна не приносили отдохновения и утешения узнику, терзаемому тревогой о тех, кто должен был успеть бежать. Даже приговор – «смерть» – он встретил с равнодушием и облегчением.

- А я его предал. Оставил одного. Продал и предал.
Грязный пьянчуга в углу дешёвого кабака уже в который раз повторял эту фразу пивной кружке. Его не прогоняли, поскольку он не дебоширил и мог заплатить. Его не грабили, по крайней мере, после того, как первые попытки избавили мир от четверых не самых достойных представителей рода человеческого.
Одна из маявшихся от скуки у стойки девок, подмигнув товарке, двинулась к пьянчуге.
- Эй, милок, может, хватит стенать и напиваться в одиночку?
Бродяга поднял мутный взгляд, равнодушно взглянув на ладную девку.
- Хочешь выпить? – не дожидаясь ответа, он хлопнул ладонью по столешнице. – Эй! Ещё два пива!
Девица осторожно присела на скамью. Неизвестно, как себя поведёт этот пьяница. Может, сейчас он и тихий, а после ну как разойдётся?
- Ты – шлюха, но и тебе должно быть тошно сидеть рядом с такой мразью как я.
- С чего же? Я со многими сидела. И с ворами, и с убийцами, и с прочими, ещё более мерзкими. Которые с виду холёные да чистенькие, а внутри – помойка.
- Я предал его. Он спас меня, а его предал. Ограбил и бежал, когда он нуждался во мне. Я заплатил злом за добро.
Бродяга уже не смотрел, сидит с ним рядом кто, слушает или нет. Он просто говорил, говорил…
- Однажды он меня спас. Я был убийцей и разбойником. Я попал на каторгу и, бежав, вновь взялся за старое. Подельники бросили меня подыхать, когда я был болен, а он пришёл и вылечил. Он многих спасал. Я не хотел рассказывать о прошлом, и он оставил за мной право молчать. И тогда я поклялся служить ему, быть верным псом. И я не отходил ни на шаг. Но не из верности, ибо клятвы были для меня ничто. Я надеялся подгадать момент и ограбить его, а то и убить. Таков я был тогда. Но затем я решил занять его место. Мы были так похожи, что нас не различил бы никто. И я стал учиться. Ходил следом за ним, слушал его голос, ловил каждое слово, каждый жест. А потом, когда никто не видел – примерял их на себя, оттачивал. Хозяин, видя моё старание, но не зная истинной причины его, стал посвящать меня в свои дела. И вот, когда я достиг почти полного сходства – я понял, что не смогу. Я был недостоин стать им. И тогда я дал вторую свою клятву, ту, которую, я верил, не нарушу. Я поклялся служить ему, даже если ценой будет моя жизнь. И вот, когда дошло до дела - я струсил. Ограбил его и сбежал.
- Ну и что? Это же твоя жизнь – как хочешь, так и распоряжаешься, - девица смотрела на него как на умалишённого. - Думаешь, ты первый слуга, который ограбил господина и удрал? Или первый клятвопреступник? Жить надо на пользу себе, дурачок.
- Ты знаешь, что такое совесть? Нет? – пьянчуга вскочил, вперив яростный взгляд в сжавшуюся от страха девку. – Это зверь, который пожирает изнутри. Она грызёт и грызёт! Рвёт на части и не даёт пощады! Её не задобрить и не усыпить. Раз пробудившись, она не успокоится.
Одним махом опустошив кружку, он плюхнулся на скамью. Девица осторожно встала и только отойдя к стойке высказалась в его адрес, да так затейливо, что единственным мягким словом было «сумасшедший». Все насторожились, ожидая драки, однако ничего не произошло, и жизнь в кабаке потекла своим чередом. Никто не обратил внимания как пьянчуга в углу ещё некоторое время сидел в раздумьях, вертя в руках пустую кружку, а затем, бросив на стол несколько монет, вышел.

Близящаяся зима будто решила в этот день напомнить о себе. Резкие порывы ветра беспощадно жалили всех, кто пришёл на площадь, колючей ледяной крупой из низких туч. Долетая до земли, лёд обращался в слякоть. Разговоры в толпе сливались в мерный гул. Судья, зябко кутающийся в тёплую мантию, шмыгал носом, ожидая положенного часа.
Наконец ударил колокол.
- За государственную измену, попытку заговора с целью свержения милостивого государя нашего…
«Когда это окончится? Холод невыносим.» - думал магистр, глядя слезящимися глазами с эшафота в толпу, - «А эти люди. Неужели наш мир становится таким? Или он всегда был таков, а я этого не видел?»
- …чёрное колдовство и занятия мерзостными науками и прочими непотребствами магистр Веспасиан приговаривается к смертной казни …
- Остановите казнь! Я требую!
Судья осёкся и начал искать взглядом помешавшего ему. Магистр тоже посмотрел туда, где толпа сама расступилась, пропуская… его самого. Веспасиан смотрел и не верил своим глазам. Этого не могло быть, но сейчас он видел себя, своё лицо, свою одежду, все движения и жесты были его. Даже голос, манера говорить…
- Я требую остановить казнь, иначе возмездие небес падёт на вас за невинную кровь. Этот человек – простолюдин и слуга, исполнявший волю его господина. Я – истинный магистр Веспасиан.